+7(903)202-21-01Сергей Авраменко
Смоленское оборонительное сражение (10 июля-10 сентября 1941 года) началось на дальних подступах к городу – на Днепре – в районе Орши, Шклова, Копыси на огромной территории протяженностью более 350 километров и по глубине от 100 до 200 километров. Нанося удары из района Витебска в направлении Духовщины из района южнее Орши на Ельню, немецко-фашистское командование стремилось рассечь войска Западного фронта на части, окружить 19-ю, 20-ю и 16-ю армии, прикрывающие Смоленск, и овладеть городом.
Ожесточенные бои советских войск в районе Смоленска, оттянувших на себя 11 отборных дивизий врага, продолжались более двух недель. Это позволило советскому командованию развернуть новую линию обороны. Немцы упорно кидали через Днепр свои штурмовые отряды, стремясь захватить северную часть Смоленска, чтобы затем крупными силами выйти в тыл всей группировки войск Западного фронта, после чего путь на Москву был бы открыт окончательно. После ожесточенных боев к 20 июля фашисты захватили Оршу, Смоленск, Ельню, окружили Могилев и 19-ю, 16-ю и 20-ю армии под Смоленском, а к концу июля были захвачены 19 западных и северо-западных районов области, в том числе Велиж, Демидов, Духовщина, Починок, Рудня.
30 июля 1941 года немецкие войска на Западном направлении вынуждены были перейти к обороне. Германское командование приняло решение отложить наступление на Москву до тех пор, пока не будет ликвидирована созданная Красной Армией угроза флангам группы армий «Центр». В этой обстановке войска Западного и двух армий Резервного фронта 16 августа 1941 года начали наступление на Духовщинскую и Ельнинскую группировки противника, однако уничтожить их не смогли.
10 сентября 1941 года Смоленское сражение завершилось, но город Смоленск не был освобожден. Войска Западного, Резервного и Брянского фронтов по приказу Ставки перешли к обороне. Расчеты противника на безостановочное продвижение к Москве не оправдались. Тем не менее, совершив глубокий охват с флангов, немецкие войска вышли на тылы и 7 октября 1941 года окружили в районе Вязьмы значительные силы Западного (19-ю и 20-ю армии) и Резервного (24-ю и 32-ю армии) фронтов. А 9 октября неприятель расчленил оборону и отрезал пути отхода армиям Брянского фронта. В окружении оказались 7 полевых управлений армий, 64 дивизии, 11 танковых бригад, 50 артиллерийских полков. Вместе с тем, началась тяжелая оккупация Смоленской области.
После взятия солдат противника в плен (на поле боя) их разоружали, офицеров отделяли от остальных, а затем отправляли на дивизионные или корпусные сборные пункты. Контроль и надзор за этими сборными пунктами осуществляли полевая жандармерия и охранные батальоны. Именно от рук данных подразделений погибала не одна сотня попавших в плен солдат и офицеров Красной Армии. То, что происходило на шоссе и дорогах районов Советского Союза, оккупированных гитлеровцами летом-зимой 1941 года, относится к самым мрачным страницам человеческой жестокости. Двигавшиеся на запад колонны военнопленных – среди которых было множество раненных, контуженных, больных и истощенных людей, поддерживаемых не менее истощенными товарищами, измученных длительными маршами, голодных, нещадно избиваемых конвоирами, - представляли собой ужасающее зрелище. Обычно пленных не кормили по нескольку дней подряд, отказывали им в глотке воды при изнуряющей жаре, и мирному населению под угрозой расстрела на месте запрещали передавать пленным воду и пищу. Конвоиры безжалостно расстреливали каждого пленного, который наклонялся, чтобы поднять лежащую на поле картофелину или морковь. Больше того, убивали на месте того, кто в летний зной 1941 года пытался зачерпнуть пригоршню воды из колодца или придорожной лужи. Дороги были усеяны сотнями трупов убитых военнопленных, а нередко и гражданских лиц, в том числе и детей, застреленных только за то, что они дали пленным кружку воды или кусок хлеба.
Если большинство смоленского гражданского населения не были заключены в здание dulags, они могли наблюдать воочию, как военнопленных заставляют идти массово с полей сражений в лагеря, или из одного лагеря в другой. Эти этапы стали известны как "марши смерти". Свидетель В. П.Широков, например, вспоминал: "Я видел, как немцы гнали пятнадцать тысяч советских военнопленных из Вязьмы в Смоленск. Большинство едва могли ходить, и они были избиты. Некоторые падали, там и оставались. Когда кто-то из жителей бросил кусок хлеба, заключенные были избиты или даже расстреляны. Окраины дорог были наполнены трупами. Из пятнадцати тысяч военнопленных, только две тысячи пережили поход на Смоленск".
Из заявления А.Я. Мильцмана: «В связи с освобождением Смоленска, передо мной, как наяву, встала жуткая картина массовых расстрелов и убийств наших военнопленных на автомагистрали Вязьма-Смоленск (в районе Вязьмы, Издешково, Сафоново, Ярцева и Смоленска). К вечеру 17 октября 1941 года со стороны Вязьмы на Смоленск двигалась колонна Советских военнопленных. На ходу, на глазах у всех, немецкие конвойные без всякого повода расстреливали, давили танками и сжигали пленных, загоняя их во встречные разбитые танки, которые поливались горючим веществом. Пытавшихся выскочить из горевших танков тут же добивали выстрелами в голову в упор (излюбленный прием немецких убийц от малого до большого чина). Некоторые из выскакивавших представляли собой горящие факелы. Ряды и фланги колонны «равнялись» пулеметными и автоматными очередями. Всех многочисленных раненых, контуженных и больных они «ликвидировали» (любимое выражение германских палачей). Многие легкораненые скрывали свои ранения. Обнаруженных раненых конвойные немедленно расстреливали. Пленных в течение ряда дней не кормили. Попытка раздобыть воды многим стоила жизни. Лишь в одном месте в Богдановщинском сельсовете, Издешковского района конвойные разрешили напиться из грязной лужи, куда стекала навозная жижа из колхозной конюшни. Женщин и детей пытавшихся передать пленным картофелину или кусочек хлеба в деревнях Издешковского и Сафоновского районов, били смертным боем, а затем уводили в неизвестном направлении. Оставшихся и обессиленных пленных кололи штыками, били прикладами, на них наезжали мотоциклами, лошадьми, танкетками, давили и пристреливали. Ещё до Ярцева, в районе железнодорожной станции Вадино, на минном поле взорвались немецкие обозники. Тогда конвой по приказанию офицера, чтобы проложить путь по этому полю, выделили из нашей колонны большую группу пленных, которых погнали впереди немецких машин. Все пленные подорвались на минах, а затем прошел вражеский обоз. В результате всех этих и иных кровавых «мероприятий» конвоя под командой офицеров и унтеров колонна сильно поредела, устлав трупами участок Вязьма-Смоленск. К вечеру, 17 октября 1941 года на повороте с магистрали Москва-Минск на Смоленск скопилось несколько больших колонн пленных, по которым немцы открыли частый огонь из винтовок и автоматов. Трудно сказать, сколько он продолжался, но когда уцелевшие двинулись по шоссе на Смоленск, то ходить по нему было невозможно, не спотыкаясь на каждом шагу о трупы.
Но это были лишь «цветочки», впереди ожидало нечто похуже и пострашней. Когда стали приближаться к Смоленску, с его окраин подъехало несколько автомашин, осветивших своими фарами колонны, а заодно и дорогу, сплошь и густо усеянную трупами пленных, местами в несколько слоев. При виде освещенной картины смерти раздались стоны и крики ужаса подошедших спереди, причём некоторые из них тут же сошли с ума и были пристрелены немцами. С машин слышались какие-то крикливые распоряжения и затем раздалась ненавистная команда «ЛЬОЗ». Колонна рассекалась на части выстрелами. Задние топтали только что шедших впереди. Так разделили пленных по улицам Смоленска и скомандовали «бегом». После перехода более 60 километров из Ярцева в Смоленск бежать никто не был в состоянии. Лишь стрельба нового конвоя пьяных немцев и финнов вынудила к бегу, гонка и стрельба не прекращались в течение всей ночи. Гоняли по одним и тем же улицам взад и вперед, выбирая наиболее крутые, спускающиеся к Днепру. Пытавшихся укрыться среди развалин и пожарищ разыскивали с помощью электрических фонарей и найденных расстреливали на месте. И всё же некоторым удалось спрятаться и остаться в живых.
С наступлением рассвета мы выглянули из убежищ и оцепенели от невиданного ужаса. По крутой примыкающей к реке улице мостовая и тротуары были красны от крови. Особенно бросались в глаза разбитые черепа с вывороченными мозгами. Трупы лежали кучами, среди них были ещё живые. Одни агонизировали, другие стонали моля о помощи. Попавшаяся нам пожилая женщина, назвавшаяся женой рабочего электростанции, ломая руки, навзрыд плакала и спрашивала: «За что они с вами так поступают, неужели и моих сынов постигла такая же участь?». Наступивший день положил конец массовой бойне, хотя отдельные расстрелы продолжались и днем на глазах у жителей. Затем пленных стали загонять во двор какого-то казарменного типа помещения, огороженного колючей проволокой якобы для получения пищи, а фактически вылавливали комиссаров, политруков, евреев. Заподозренных тут же у трансформаторной будки расстреливали. Остальных уводили со двора и скапливали для дальнейшего этапа. Немцы, стоявшие вдоль улиц, подвергали пленных гнуснейшим оскорблениям и издевательствам: раздевали догола, гнали бегом, заставляли прижиматься к разлагающимся трупам, есть экскременты, убирать битое стекло голыми руками, кидали кусочки хлеба и окурки, на которые часть пленных бросалась толпой, что вызывало дикий, садистский хохот немецких солдат и офицеров, щёлкавших «кодаками», снимавших так же кучи тел расстрелянных ими пленных. Они даже подгоняли автокухню. Человек 5-10 успели получить какую-то горячую бурду, что было снято подъехавшим кинооператором. Они засняли несколько кадров и умчались вместе с автокухней. Изощрения в садизме и изуверстве продолжалось до конца дня, когда накопилось достаточно пленных для погрузки в эшелон. В вагоны людей втискивали по 80-90 человек в каждый. Тут себя вовсю проявили немецко-фашистские железнодорожники – настоящие палачи. Они вновь учинили побоища. Сверкали выстрелы из парабеллумов и дубинки штурмовиков. Эшелон, отправленный в Витебск, пленные назвали «кладбищем на колёсах». Расстрелы продолжались и во время движения, а на промежуточных станциях (Рудня, Лиозно) и на ходу конвойные немцы выбрасывали под откос трупы убитых и задохшихся пленных. Некоторые из них ещё дышали. В среднем из каждого вагона было выброшено по 15-20 трупов».
Врачи А.С. Погребнов и П.П. Ерпылев рассказывали: «Мы попали в плен под Вязьмой в октябре 1941 года. С первого же момента нашего пленения мы увидели, что немцы всяческими способами стараются уничтожить пленных: 1) вещевые мешки, в которых находились продукты питания, немцы отбирали, а в дальнейшем в течение всей дороги до лагерей (8-10 и более дней) не выдавали не только пищи, но и воды. При попытках напиться из колодца или речки, а так же выкопать картошку пленные расстреливались. Пили воду из луж на дороге и ели выпавший мокрый снег. 2) Все дни шли без остановок и отдыха. На ночных привалах часто нарочно загоняли в болотистые, растоптанные низины, где не только нельзя было лечь, но и сесть. На этих остановках к утру оставалось много трупов. 3) Во время марша отстающие подгонялись палками и ударами прикладов, а не могущие и после этого воздействия идти расстреливались на месте. Вследствие этого дороги, а так же места стоянок были усеяны трупами (тракты Вязьма-Дорогобуж, Дорогобуж-Ельня и далее). 4) Расстреливались не только отстающие, но стреляли и без всякого повода: а) во время марша время от времени конвойные солдаты давали очереди из автоматов по колонне. б) на одной из остановок конвойные немецкие солдаты послали пять человек пленных за дровами в ближайший лес, но, когда те отошли на несколько десятков метров, они их расстреляли. 5) Плащи-палатки, единственная защита от сырости, отбиралась, и пленные день и ночь мокли под осенним дождем. Один немецкий солдат отбирая плащ-палатку цинично заявил: «Пригодится и лошадку прикрыть». 6)Хорошая обувь, гимнастерки отбирались, причем взамен ничего не давалось, и пленные шли босиком, отмораживая конечности.
В момент окружения у Вязьмы в деревне Тредякино были развернуты полевые госпиталя армии №136 и 2401. 10 октября 1941 года деревня была захвачена немцами, персонал госпиталей согнан в колонну и уведен. Раненые, таким образом, остались без помощи. Немецкие мотоциклисты разграбили продовольствие госпиталей. Раненых пленных гнали пешком в общей колонне. В очень ограниченном количестве предоставлялись крестьянские подводы для лежачих. Вся масса раненых гналась в течении многих суток вместе со всей колонной военнопленных, лишенная медицинской помощи. Перевязки в пути проводились пленным медперсоналом индивидуальными пакетами, которые собирались в колонне. Это в то время, когда полная медицинская помощь могла быть оказана в захваченных немцами полевых госпиталях. На остановках раненых часто размещали в сараях, а большая часть оставалась под открытым небом. Когда на одной из таких остановок я (врач Погребнов) обратился с просьбой к начальнику конвоя о помещении раненных хотя бы в сарай, то получил за это удар прикладом в спину. Вследствие описанного положения большая часть раненых погибла в пути».
Жительница Смоленска П.В. Брызгалова была свидетельницей массового убийства советских военнопленных на Большой Советской улице. Она рассказала, что узнав о расстреле военнопленных, она побежала разыскивать среди убитых своих родственников, так как на фронте у неё было 14 племянников, муж и сын. К убитым её не допустили, она заметила лишь, что трупов было очень много. Осенью 1941 года, узнав о том, что немцы гонят советских военнопленных, свидетельница Бразгалова напекла пирожков, сварила картофель и пыталась приготовленную пищу передать русским людям. Но её не подпустили близко к колонне. Она видела, как упал один военнопленный, и хотела оказать ему помощь. Знаком она дала понять немецкому патрулю, что хочет взять военнопленного на несколько дней к себе подкормить и привести в лагерь. В ответ на это немецкий солдат выстрелил красноармейцу в голову и убил его наповал.
После занятия Смоленска немцами, показывает свидетель И.С. Богданов, в городе кончились продукты. 23 сентября 1941 года свидетель отправился в район села Бобыри. Возвращаясь назад по Рославльскому шоссе, он увидел большую колонну советских военнопленных. Люди с трудом передвигали ноги, так как были сильно истощены. Позади колонны шла группа немецких автоматчиков. Они расстреливали всех отстававших военнопленных. На всем пути до Смоленска по обеим сторонам шоссе лежали трупы. В первых числах октября Богданов видел снова колонну советских военнопленных, которую гнали из Рославля в Смоленск. И снова всюду по дороге валялись трупы.
Е.А. Ефименко рассказывала: «В 1941 году я проживала в Смоленске по улице Коммуны в доме №9. Осенью, как-то ночью мы услышали выстрелы. Дождавшись рассвета, я вышла на улицу и увидела ужасную картину. Вся Советская улица была завалена трупами расстрелянных военнопленных красноармейцев и командиров Красной Армии. Мои дети побежали разыскивать среди убитых своего отца. Вскоре они возвратились и рассказали мне, что среди расстрелянных много тяжело и легкораненых солдат. Легкораненые старались уползти, кто куда мог. Но немцы начали рыскать по всему городу, собрали их к дому Красной Армии и там расстреляли».
Подсудимый из 335-го охранного батальона Эрих Эвертс показывал: «Осенью 1941 года из-под Вязьмы в Смоленск была послана колонна советских военнопленных. Немцы оцепили улицы и начали расстреливать военнопленных из пулеметов. Всю ночь шла расправа. К утру, Большая Советская улица и прилегающие к ней переулки были сплошь завалены трупами. На мостовых погибло до 4 тысяч советских людей. Через несколько дней после прибытия в Смоленск нашему батальону был устроен смотр, на котором присутствовал командующий войсками по охране тыла армейской группировки «Центр» генерал фон Шенкендорф. Выступив на смотре, Шенкендорф призвал нас, беспощадно расправляется со всеми русскими».
Из политического донесения начальника 8 отделения политотдела 43 армии батальонного комиссара Троценко: «24.10.1941г. из Вяземского лагеря всех погнали в направление Дорогобуж-Смоленск (по слухам их направили в глубокий тыл на работу). По дороге всех кто отставал и падал от изнеможения, пристреливали и прикалывали штыками. 25.10.1941г. в д. Ленькино был сделан привал, пленные красноармейцы были настолько истощены и обессилены, что на утро многие из них не могли подняться. В том сарае, где находился старшина Горшков, не могли подняться 5 человек, которых немцы выволокли на улицу и прикололи их штыками. В двух других сараях, где ночевали пленные, таких истощенных было 70 человек. Немецкие солдаты по приказу офицера, позабивали двери этих сараев и подожгли их. Все военнопленные находившиеся в сараях сгорели. У этой деревни Горшкову удалось бежать из немецкого плена. Впоследствии Горшков участвовал в партизанском отряде «Северный медведь»».
Сергей Иванович Красновский военный врач III ранга вспоминал: «Я 27 ноября 1941 года шёл за колонной наших пленных, следовавшей по Рославльскому шоссе на станцию. На протяжении этого пути я насчитал 1400 трупов – расстрелянных пленных. По улицам текли кровавые ручьи. Это был кошмар».
Попавшей в окружение под Вязьмой младший сержант 16 армии Согрин Александр Михайлович вспоминал: «На девятый день часть пленных стали выгонять из Вяземского лагеря. Дубинки охранников-полицаев рассекали воздух, крики, мат. Около ворот стояли ящики с нашими армейскими брикетами гречневой каши. Пленному торопливо совали в руку стограммовую пачку твёрдого, как камень, квадратика концентрата, и вслед, чтобы никто не задерживался и проходил быстрей, полицай наотмашь «давал добавок» по спине дубинкой. Выгнали не одну тысячу пленных, и повели длиннейшей колонной по старой Смоленской дороге неизвестно куда. Голодные, раненые, совершенно измученные люди брели весь день, взявшись за руки, в ряд по пять человек. Охраняли финны, ненавидевшие русских ещё с финской войны. «Ох, как они нас ненавидели! – Наверное, каждый финский солдат вел счет, сколько убил русских. Чуть только ослабевший пленный качнётся в сторону кювета, его тут же срезала очередь из автомата. До нас, поэтому же пути, и раньше гнали колонны пленных. На всей обочине дороги лежали трупы наших солдат. Под вечер загоняют в какую-нибудь топь. Конвоиры разжигают вокруг костры, греются. Лают овчарки, пулеметы расставлены. Стоишь всю ночь по колено в болотной воде и грязи. Конец октября, страшный холод. Кровь переставала обогревать тело. Не гнулись руки, коченели ноги, тянуло на сон. «Неужели не выживу?», – думал я тогда. Страшно не хотелось так умереть. Через силу заставлял себя шевелиться на месте, чтобы прогнать опасную дрёму и немного согреться. Я начинал тереть себе плечи, переминаться с ноги на ногу, до тех пор, пока в теле не появлялось немного тепла. И так до рассвета...» Утром пленных, переживших пытку холодом и голодом, финны выгоняли стрельбой и собаками на дорогу и гнали дальше. Я, свыше 10 дней не ев, измученный холодом и побоями, страдавший от ранения в ногу, старался попасть в первые ряды колонны. К концу дня долгого пути получалось так, что я всё равно постепенно оказывался в самом хвосте. А там ждала верная смерть. Всех, кого оставляли силы, охрана немедленно и безжалостно пристреливала. Так и брёл я 20-летний младший сержант Александр Согрин, поддерживаемый руками товарищей. Надежда выжить таяла с каждой минутой. Шинелька смёрзлась и не грела. Через плечо болталась пустая брезентовая противогазная сумка, в кармане маленький тупой перочинный ножичек – вот и всё имущество измученного пленного. О побеге я тогда и не помышлял. Чувствовал я себя плохо. Ослаб невыносимо, постоянная резь в глазах. Давал знать о себе голод. Когда колонна проходила, позади ничего не оставалось, кроме трупов расстрелянных. Все съедобное и несъедобное подъедалось. Заходя в выжженные села, пленные бросались на погорелые места в надежде найти что-нибудь съедобное. Но находили смерть от автоматных пуль остервенелой охраны. День идёшь – ни травинки, ни былинки – всё съедено. Правда, по кюветам и кустам попадали вздувшиеся трупы павших лошадей. Мы с ребятами кинулись к одной. В руке я сжимал складной ножичек, в надежде отхватить кусочек. Но только рванулись, как над нами веером пронеслись пули. К счастью, они просвистели выше наших голов, охрана просто развлекалась. Мы шарахнулись обратно на дорогу... К вечеру, на третьи сутки этого «марша смерти», сильно сократившуюся колонну пленных пригнали в лагерь у города Дорогобуж».
Из показания бывшего военнопленного врача Ерпилева Петра Петровича: «13 октября 1941 года во время Вяземского окружения я попал в плен. С первого момента пленения я увидел, что цель немцев – это массовое уничтожение красноармейцев и командиров, попавших к ним в плен. Все вещевые мешки с продуктами отбирались, а в дальнейшем во все время пути (7 суток), пища не выдавалась, не разрешалось даже пить воды, приходилось украдкой с дороги есть грязный снег или пригоршнями пить из лужи воду. Плащ-палатки так же были отобраны, так что приходилось день и ночь мокнуть под дождем или мокрым снегом. Днём остановки не было, на ночь загоняли в обнесенные проволокой, болотистые, растоптанные и сильно загаженные экскрементами площадки с плавающим в грязи трупами, совершенно раздетыми. На землю не только нельзя было лечь, но и присесть. У многих отбиралась обувь, причем взамен ничего не давалось, шли по снегу босиком, отмораживая ноги, напрягая последние усилия, так как отставать, было нельзя, отстающие все расстреливались. Пленные во время пути, расстреливались абсолютно без всякого повода, немец-конвоир очевидно ради забавы, на ходу стрелял по колонне, причем раненные и убитые оставались лежать не убранными. Все Дороги от Вязьмы до Дорогобужа были усеяны трупами. На одной остановке было разрешено пяти пленным сбегать в ближайшей лесок за топливом, но когда пленные отбежали метров 40-50, они все были застрелены в спину. При подходе к Дорогобужу на 5-6 сутки, на одной из остановок, двух тысячной толпе бросили одну убитую лошадь для пищи. Изнуренная, ожесточенная голодом толпа бросилась раздирать на куски труп лошади, но в этот момент наскочили немцы и начали избивать людей палками. Измазанные собственной и лошадиной кровью, пленные спасались от этого побоища, но их преследовали палочные удары. Ели сырое мясо, причем одну и ту же кость глодали десятки людей».
Вечером 20 октября 1941 года офицер Смоленской комендатуры сообщил в 335-й батальон, что из Вязьмы в Смоленск следует 30 тысяч советских военнопленных, которых нужно охранять в связи с возможностью побегов. Команда добровольцев была разделена на семь групп, которые на грузовой машине отправились на дорогу Смоленск-Вязьма, чтобы перехватить колонну и сопровождать её. При этом команда получила приказ беспощадно применять оружие. Каждому солдату, кроме имеющихся у него 30 патронов было выдано ещё 60 и при этом указано, что возвращаться они должны только с 10 патронами. Следовательно, было дано прямое задание расстреливать военнопленных без всякого повода. Но, несмотря на то, что никаких попыток к побегам не было при движении колонн через Смоленск, солдаты стреляли в военнопленных без всякого разбора. Стреляли так же из домов, где располагались авиационные части. Таким образом, в одну ночь было расстреляно огромное количество ни в чем, ни повинных людей: на дороге осталось примерно 8-10 тысяч трупов советских военнопленных.
Осенью 1941 года при конвоировании военнопленных по большаку, проходившему мимо деревни Боровой Дорогобужского района, немцы расстреляли не менее 150 человек, пытавшихся поднять брошенную им местными жителями картофелину или свёклу, а так же обессиленных и не двигавшихся. Их расстреливали на месте.
В ноябре 1941 года примерно 5 тысяч советских военнопленных были отправлены из Смоленского пересыльного лагеря в Минск. Это был «поезд смерти»: за три дня пути было расстреляно и умерло от истощения 500 военнопленных. Товарные платформы в которых их везли, были без крыш – одни стены. Был отдан специальный приказ стрелять в каждого, кто высунется за верх стенок. Не менее ужасной была отправка военнопленных из Смоленска в Двинск, так же около 5 тысяч человек. Среди них были гражданские лица, содержащиеся в лагере за различные нарушения установленного в Смоленске и его окрестностях порядка. Транспортировка сопровождалась ещё большими зверствами. За время пути было расстреляно не менее 1500 человек.
В декабре 1941 года 20 военнослужащих 3-й роты 335-го охранного батальона по приказанию капитана Шера были направлены на Восточный вокзал принять прибывшую из Вязьмы в Смоленск очередную партию военнопленных в количестве 1000 человек. Начальник конвоя полевой жандармерии сообщил, что часть военнопленных в дороге умерла, а часть расстреляна за попытку к бегству. В живых оставалось 800 человек. В ДУЛАГ-126 из этой партии военнопленных было доставлено примерно 700 человек. Таким образом, примерно 100 человек было расстреляно от вокзала до лагеря.
Фото из сети Интернет