+7(903)202-21-01- Выпуск в Николаевском Кавалерийском Училище.
Как говорилось ранее, Николаевское кавалерийское училище было придумано и славилось своими традициями, так называемым ЦУКОМ.Владимир Трубецкой в мемуарах «Записки кирасира» подтверждает обычай «цука» в кавалерийском военном училище:
«Юнкера старшего курса обязаны были в силу традиции цукать юнкеров младших. Младший должен был не просто тянуться перед старшим – он обязан был исполнять самые его нелепые прихоти и приказания».
Цук принципиально отличался от современной дедовщины. Так как цукали друг друга будущие офицеры, то всё это было исключительно на «Вы» и никогда не переходило грани оскорбления мужского (и дворянского) самолюбия. Безусловно, и речи быть не могло о физическом воздействии – рукоприкладство было строжайше запрещено в Николаевском училище под страхом немедленного отчисления.
При поступлении в училище каждый мог выбрать вид службы: «по славной ли училищной традиции, или по законному уставу?».
«По уставу» — выбрав службу по уставу, юнкер был избавлен от цука, но к нему переставали относиться как к товарищу. Его называли «красным» и бойкотировали, никто с ним не разговаривал. С ним поддерживали лишь чисто служебные официальные отношения. Однако самым существенным было то, что такого «красного» по окончании училища никогда бы не принял в свою офицерскую среду ни один гвардейский полк, ибо в каждом полку были выходцы из Школы, всегда поддерживавшие связь с родным училищем, а потому до их сведения доходило, кто из новых юнкеров — «красный». «Красный» юнкер был очень редким явлением.
«По славной училищной традиции» — служба «по традиции» подразумевала полное подчинение младших (1-й год обучения) старшим (2-й год обучения), но регулировалась исторически сложившимися правилами.
Юнкера младшего курса с момента появления в училище назывались «сугубыми зверями» и поступали в полное распоряжение старшего курса. Старшекурсников называли, «корнеты». К каждому «зверю» был прикреплен корнет. В обязанности старшего входило ознакомление новичка с традициями славной школы кавалерии. В Школе были разные лестницы для старших («корнетов») и младших («зверей») юнкеров, из четырёх дверей, ведших в спальни эскадрона, где юнкера располагались повзводно, две были «корнетскими», равно как и половина зеркал-трюмо, там стоявших. Пользоваться ими младший курс не имел права. То же самое относилось и к курилке, где на полу имелась борозда, по преданию проведенная шпорой Лермонтова и потому именовавшаяся «Лермонтовской», за которую «зверям» доступ был запрещен.
Классика «цука»:
1.Приседания, выполнявшиеся во всех углах и при всех случаях для развития «шлюза» и «шенкелей»
2.Бесчисленные повороты направо, налево и кругом, чтобы довести «отчётливость» до совершенства
3.Старший мог задать младшему любой вопрос в любое время суток, например: «Молодой, пулей назовите имя моей любимой женщины», или «Молодой, пулей назовите полчок, в который я выйду корнетом», — «зверь» обычно отвечал на эти вопросы безошибочно, так как обязан был знать назубок, как имена женщин, любимых старшими, так и полки, в которые старшие намеревались поступить.
4.«Молодой, пулей расскажите мне про бессмертие души рябчика», — командовал старший. И молодой, вытянувшись стрункой, рапортовал: «Душа рябчика становится бессмертной, когда попадает в желудок благородного корнета».
5.Случись плохое настроение у старшего юнкера, и запретит он уходить в отпуск первокурснику. Того в имении ждут матушка, батюшка, тетушки и дядюшки, варенье из крыжовника и флирт с кузинами, а тут… на тебе! И пишет, обливаясь слезами, юнкер письмо домой, выдумывая причину своего отсутствия. А правду сказать никак нельзя. Полная обструкция тогда со стороны товарищей выйдет.
Регулирование взаимоотношений: Согласно обычаю, «корнеты» не имели права задевать личного самолюбия «молодого».
Юнкер первого года обучения был обязан выполнить беспрекословно всё то, что выполняли до него юнкера младшего курса из поколения в поколение. Однако имел право обжаловать в «корнетский комитет» то, в чём можно усмотреть «издевательство над его личностью», а не сугубым званием «зверя».
Посчитавший себя несправедливо обиженным, «зверь» мог пожаловаться в «корнетский комитет», состоявший из всех юнкеров старшего курса, и потребовать наказания для своего обидчика.
За этим строго следил «корнетский комитет» (возглавляемый выборным председателем), куда входили все юнкера старшего курса. Председатель корнетского комитета являлся верховным блюстителем и знатоком традиций Школы, компетенция его была неоспорима.
«Корнеты» не имели права с неуважением дотронуться хотя бы пальцем до юнкера младшего курса, уж не говоря об оскорблении. Это правило никогда не нарушалось ни при каких обстоятельствах.
За столкновения между собой юнкеров младшего курса с применением кулачной расправы и взаимных оскорблений обе стороны подлежали немедленному отчислению из училища независимо от обстоятельств, вызвавших столкновение.
Жертвой дедовщины, в некоторой степени, можно назвать великого поэта Михаила Лермонтова. Николай Мартынов, который застрелил его на дуэли, в период учёбы в Николаевском училище был «зверем» Лермонтова. Когда они встретились во время службы на Кавказе, поэт позволил себе такое же глумливо-презрительное отношение к Мартынову, как в училище. В том числе и «в присутствии дам».
Мартынов в своих мемуарах упомянул, что решимость стреляться «по-настоящему» была вызвана в нём не только насмешками Лермонтова, но и желанием отомстить за прошлые унижения. Поэт так до конца не понял, насколько всё серьёзно: он обладал правом первого выстрела, но не стал стрелять в Мартынова (или, по другим данным, выстрелил в воздух). А тот, наоборот, прицелился очень тщательно…
Михаил Юрьевич Лермонтов.
Вышел из училище (22 ноября 1834г.) корнетом в Лейб-Гвардии Гусарский полк.
Однако основной задачей цука была не нелепая прихоть, а муштра «молодых»: их физическая закалка, обучение строевым приёмам, воинской выправке, теоретическим знаниям. «Корнет» мог разбудить «зверя» среди ночи и спросить у него сведения из истории какого-нибудь гусарского полка или фамилию командира некоего гвардейского эскадрона. Старшие юнкера могли на час «поставить под шашку» «сугубца» да ещё и следить, чтобы он стоял настолько неподвижно, что и темляк на шашке не шелохнётся. В столовой, как вспоминает «николаевец» Анатолий Марков, «корнеты» почти не ели сами, а преподавали правила этикета «молодым».
Когда по каким-то причинам юнкер из кавалерийского переводился в другое училища, он пытался привить традиции цука на новом месте. Хотя современники и говорили, что кавалеристы заразили цуком всю армию, все же дедовщина нигде больше не приживалась. Может быть потому, что в царской России было всего три кавалерийских училища – Николаевское, Тверское и Елизаветградское.
В других училищах, – пехотных, артиллерийских и других – издевательств старослужащих над новобранцами практически не было.