Продолжение метеоритной темы. Эллипс аномальный
Добавлено: 13 янв 2020, 09:21
Эллипс аномальный
Очерченный желтым маркером на карте «эллипс выпадения метеоритного дождя» очень напоминал страусиное яйцо. Мы уже полдня кружили вокруг этого яйца – и никак не могли пробить его скорлупу.
Начать с того, что внутри яйца, занявшего на карте двадцать четыре квадратных километра, не проходила ни одна дорога, там не жили люди, и даже многочисленные поля распахивались только по краям. Вот где-то на этих полях и лежали так нужные нам «небесные камни».
Метеоритный дождь грянул в этих краях вечером 24 декабря 1933 года, и произвел на местных жителей неизгладимое впечатление. Мужик, ехавший в санях по зимнику в свою деревню, был настолько перепуган упавшим со свистом и громом прямо рядом с лошадью метеоритом, что в одночасье собрался и, бросив хозяйство, со всей семьей уехал куда глаза глядят. Эту историю рассказывал первый исследователь этого метеорита Кулик, но мне почему-то кажется, что тот крестьянин просто использовал падение метеорита как предлог, чтобы сбежать из деревни в город, а как иначе – ведь тридцать третий на исходе, год «великого перелома» и «головокружения от успехов», а на самом деле – голодомор. Так что мужик тот не прогадал.
Следует сказать, что вообще все деревни в эллипсе, в том числе и огромное в 70 дворов, село Иналово, с пугающей быстротой исчезли с лица земли. Единственный житель эллипса, сталкер бабка Матвеевна, она же Белка, она же Лиса, по здешним прозвищам, и то после тридцати лет полного одиночества хочет куда-нибудь да уехать, если найдет покупателя на своих коз, овец и двухсоткилограммового кабана, которые, кстати, тоже неуютно себя там чувствуют – плохо плодятся, по словам той же Матвеевны.
К ней попасть нам удалось только на второй день, когда поняв, что колеса нам никак не помогут, мы оставили машины на околице ближайшей деревни и отправились к видному издалека зеленеющему полю пешком. Погода была такова – то дождь, то снег, то солнце. Холоднющий ветер и непролазная грязь дополняли картину. Поэтому до полей добрались мы быстро, в минуту расчехлились и отправились махать аппаратами. Уж так хотелось нам метеоритов, что мысль была одна, прямая и стройная, – не найдем, так хоть согреемся!
Нам ведь как было сказано и велено – камней на пахотных полях обычно мало. Настроенный на имевшийся образец металлоискатель выдаст тебе звук, так ты тот камень найди и принеси ученым мужам, которые положат его в картофельный мешок для дальнейшего детального изучения. Кроме звука, камень должен непременно обладать следующими качествами, – быть соответствующего бурого цвета, примагничиваться к сильному магниту, не иметь видимых невооруженным глазом кристаллов. Только тогда он признавался претендентом на метеорит и получал права упокоиться в картофельном мешке. У ученого народа тоже имелся свой прибор – прибитый гвоздем к длинной палке сильный магнит, и этот изобретение оказалось намного действеннее, чем наши навороченные металлодетекторы.
Поле, по которому мы бродили, оказалось исключением. Нам никак не было разъяснено, что делать, если с одной стороны камень бурый, а с другой вроде рыжий, магнитится, но не очень, а кристаллов не разглядеть из-за грязи.. Поэтому подходящих булыжников на нем было столько, что собранными за час «метеоритами» можно было замостить немалый участок грунтовой дороги. Аппараты вообще «давали звук» практически на любой камень, включая битый кирпич.
Вскоре собирание одинаковых булыжников на поле всем порядком надоело. Мы постепенно приближались к брошенной деревне, край которой попал под пахоту вместе с несколькими бывшими крестьянскими дворами. Картофельный мешок на время забыли, и все азартно включились в привычное дело - поиск медных монеток.
Монетки попадались редко, и хотя все же несколько жизнь разнообразили, исключительно унылая погода и печальное зрелище разоренной и брошенной русской деревни с руинами церкви на высоком берегу по-весеннему быстрой речки настроение не поднимали.
Между тем из единственного уцелевшего дома, который, впрочем, жилым не выглядел, выбралось непонятное существо и, стоя на крыльце, зорко наблюдало за нашими хаотическими блужданиями по полю. Однако попытки приблизиться к существу вызывали немедленное бегство обратно в дом, громыхание запоров и приглушенный мат, что хотя бы доказывало земное происхождение существа.
Вскоре, чтобы хоть немного нас всех развеселить, на поле прибыла многочисленная команда телевизионщиков из Владимира. Я всегда поражался самоотверженности провинциальных журналистов. Для них лозунг «Трое суток шагать, трое суток не спать» является насущным, не то что для их московских коллег. И в самом деле – идти под дождем и нулевой температуре три километра по раскисшему полю ради сомнительного несколькоминутного сюжета… С журналистами к нам явилась целая делегация из областного планетария.
Журналисты с радостью слушали – и записывали! - бредни об аномальности зоны, о маленьких зеленых человечках, то и дело перебегающих грунтовые дороги перед носом у трактористов, задавали вопросы: «А когда металлоискатель обнаруживает металл на поле, как вы об этом узнаете?», с детской непосредственностью снимали медные монетки, и вообще нас немного развеселили.
Но всему хорошему приходит конец. Ушли мы с поля все вместе. Телевизионщики еще немного поснимали деревенскую натуру, записали интервью с совершенно трезвым трактористом, от которого я тоже с удивлением узнал еще и неких огненных шарах, вылетающих иногда прямо с пашни, о непонятных свечениях земли и о других странностях. Существо брошенной деревни оказалось, как выяснилось сталкером из Москвы, бабкой Надей, приехавшей сюда лет пятнадцать назад и поселившейся в покинутом доме. Прозвище она получила – Белка, и на следующий день мы с ней познакомились и даже подружились, по крайней мере, мне лично она пыталась продать двухсоткилограммового борова, которого откармливала уже год.
Будни экспедиции проходили просто. Трое-четверо осматривали поля внутри аномального эллипса, собирая камни и ведя научные споры, оставшиеся ходили по деревне, отыскивая монетки. Мне попалась иконка с Николой, а картофельный мешок, уменьшаясь вечерами, когда собранное осматривали в женском общежитии, куда нас заселил местный начальник, к следующему вечеру снова тяжелел.
В Москву мы увезли всего лишь штук десять камней. Из них было отобрано два для дальнейшего изучения, ибо они могли оказаться метеоритами гораздо более старшими, чем упавший в 1933 году. А внутри эллипса осталось по-прежнему лежать на полях так и не найденные нами куски метеоритного дождя, в том числе и двухкилограммовый образец, который предыдущая экспедиция сначала нашла, а потом снова потеряла…
Николай Соловьев@
Очерченный желтым маркером на карте «эллипс выпадения метеоритного дождя» очень напоминал страусиное яйцо. Мы уже полдня кружили вокруг этого яйца – и никак не могли пробить его скорлупу.
Начать с того, что внутри яйца, занявшего на карте двадцать четыре квадратных километра, не проходила ни одна дорога, там не жили люди, и даже многочисленные поля распахивались только по краям. Вот где-то на этих полях и лежали так нужные нам «небесные камни».
Метеоритный дождь грянул в этих краях вечером 24 декабря 1933 года, и произвел на местных жителей неизгладимое впечатление. Мужик, ехавший в санях по зимнику в свою деревню, был настолько перепуган упавшим со свистом и громом прямо рядом с лошадью метеоритом, что в одночасье собрался и, бросив хозяйство, со всей семьей уехал куда глаза глядят. Эту историю рассказывал первый исследователь этого метеорита Кулик, но мне почему-то кажется, что тот крестьянин просто использовал падение метеорита как предлог, чтобы сбежать из деревни в город, а как иначе – ведь тридцать третий на исходе, год «великого перелома» и «головокружения от успехов», а на самом деле – голодомор. Так что мужик тот не прогадал.
Следует сказать, что вообще все деревни в эллипсе, в том числе и огромное в 70 дворов, село Иналово, с пугающей быстротой исчезли с лица земли. Единственный житель эллипса, сталкер бабка Матвеевна, она же Белка, она же Лиса, по здешним прозвищам, и то после тридцати лет полного одиночества хочет куда-нибудь да уехать, если найдет покупателя на своих коз, овец и двухсоткилограммового кабана, которые, кстати, тоже неуютно себя там чувствуют – плохо плодятся, по словам той же Матвеевны.
К ней попасть нам удалось только на второй день, когда поняв, что колеса нам никак не помогут, мы оставили машины на околице ближайшей деревни и отправились к видному издалека зеленеющему полю пешком. Погода была такова – то дождь, то снег, то солнце. Холоднющий ветер и непролазная грязь дополняли картину. Поэтому до полей добрались мы быстро, в минуту расчехлились и отправились махать аппаратами. Уж так хотелось нам метеоритов, что мысль была одна, прямая и стройная, – не найдем, так хоть согреемся!
Нам ведь как было сказано и велено – камней на пахотных полях обычно мало. Настроенный на имевшийся образец металлоискатель выдаст тебе звук, так ты тот камень найди и принеси ученым мужам, которые положат его в картофельный мешок для дальнейшего детального изучения. Кроме звука, камень должен непременно обладать следующими качествами, – быть соответствующего бурого цвета, примагничиваться к сильному магниту, не иметь видимых невооруженным глазом кристаллов. Только тогда он признавался претендентом на метеорит и получал права упокоиться в картофельном мешке. У ученого народа тоже имелся свой прибор – прибитый гвоздем к длинной палке сильный магнит, и этот изобретение оказалось намного действеннее, чем наши навороченные металлодетекторы.
Поле, по которому мы бродили, оказалось исключением. Нам никак не было разъяснено, что делать, если с одной стороны камень бурый, а с другой вроде рыжий, магнитится, но не очень, а кристаллов не разглядеть из-за грязи.. Поэтому подходящих булыжников на нем было столько, что собранными за час «метеоритами» можно было замостить немалый участок грунтовой дороги. Аппараты вообще «давали звук» практически на любой камень, включая битый кирпич.
Вскоре собирание одинаковых булыжников на поле всем порядком надоело. Мы постепенно приближались к брошенной деревне, край которой попал под пахоту вместе с несколькими бывшими крестьянскими дворами. Картофельный мешок на время забыли, и все азартно включились в привычное дело - поиск медных монеток.
Монетки попадались редко, и хотя все же несколько жизнь разнообразили, исключительно унылая погода и печальное зрелище разоренной и брошенной русской деревни с руинами церкви на высоком берегу по-весеннему быстрой речки настроение не поднимали.
Между тем из единственного уцелевшего дома, который, впрочем, жилым не выглядел, выбралось непонятное существо и, стоя на крыльце, зорко наблюдало за нашими хаотическими блужданиями по полю. Однако попытки приблизиться к существу вызывали немедленное бегство обратно в дом, громыхание запоров и приглушенный мат, что хотя бы доказывало земное происхождение существа.
Вскоре, чтобы хоть немного нас всех развеселить, на поле прибыла многочисленная команда телевизионщиков из Владимира. Я всегда поражался самоотверженности провинциальных журналистов. Для них лозунг «Трое суток шагать, трое суток не спать» является насущным, не то что для их московских коллег. И в самом деле – идти под дождем и нулевой температуре три километра по раскисшему полю ради сомнительного несколькоминутного сюжета… С журналистами к нам явилась целая делегация из областного планетария.
Журналисты с радостью слушали – и записывали! - бредни об аномальности зоны, о маленьких зеленых человечках, то и дело перебегающих грунтовые дороги перед носом у трактористов, задавали вопросы: «А когда металлоискатель обнаруживает металл на поле, как вы об этом узнаете?», с детской непосредственностью снимали медные монетки, и вообще нас немного развеселили.
Но всему хорошему приходит конец. Ушли мы с поля все вместе. Телевизионщики еще немного поснимали деревенскую натуру, записали интервью с совершенно трезвым трактористом, от которого я тоже с удивлением узнал еще и неких огненных шарах, вылетающих иногда прямо с пашни, о непонятных свечениях земли и о других странностях. Существо брошенной деревни оказалось, как выяснилось сталкером из Москвы, бабкой Надей, приехавшей сюда лет пятнадцать назад и поселившейся в покинутом доме. Прозвище она получила – Белка, и на следующий день мы с ней познакомились и даже подружились, по крайней мере, мне лично она пыталась продать двухсоткилограммового борова, которого откармливала уже год.
Будни экспедиции проходили просто. Трое-четверо осматривали поля внутри аномального эллипса, собирая камни и ведя научные споры, оставшиеся ходили по деревне, отыскивая монетки. Мне попалась иконка с Николой, а картофельный мешок, уменьшаясь вечерами, когда собранное осматривали в женском общежитии, куда нас заселил местный начальник, к следующему вечеру снова тяжелел.
В Москву мы увезли всего лишь штук десять камней. Из них было отобрано два для дальнейшего изучения, ибо они могли оказаться метеоритами гораздо более старшими, чем упавший в 1933 году. А внутри эллипса осталось по-прежнему лежать на полях так и не найденные нами куски метеоритного дождя, в том числе и двухкилограммовый образец, который предыдущая экспедиция сначала нашла, а потом снова потеряла…
Николай Соловьев@